Is it like heavy rain falling, and lights going on, across the fields, in the new housing estate?
Cold, cold. Too domestic, too temperature, too devoid of history.
Is it like a dark windowed street at night, the houses uncurtained, the street deserted?
Colder. You are getting colder, and too romantic, too dream-like. You cannot describe it.
The brooding darkness then, that breeds inside a cathedral of a provincial town in Spain?
In Spain, also, but not Spanish. In England, if you like, but not English. It remains, even when obscure, perpetually. Aged, but ageless, you cannot describe it. No, you are cold, altogether too cold.
Aha-the blue sky over Ampourias, the blue sky over Lancashire for that matter…
You cannot describe it.
… obscured by clouds? I must know what you mean.
Hush hush.
Like those old men in hospital dying, who, unaware strangers stand around their bed, stare obscurely, for a long moment, at one of their own hands raised- which perhaps is bigger than the moon again- and, then, drowsy, wandering, shout out, ‘Mama’.
Is it like that? Or hours after that even: the darkness inside a dead man’s mouth?
No, no, I have told you: you are cold, and you cannot describe it.
From street to street with sovereign stride… – Who’s there? Don’t try to hide! But it’s only the wind playing with the red banner ahead.
Cold, cold, cold drifts of snow. – Who’s there? No hiding now! But it’s only a starving hound limping along behind.
Get lost, you mangy cur – or we’ll tickle you with our bayonets. This is the last of you, old world – soon we’ll smash you to bits.
The mongrel wolf is baring his fangs – it’s hard to scare him away. He’s drooping his tail, the bastard waif… – Hey, you there, show your face!
Who is it waving our red banner? Wherever I look – it’s dark as pitch! Who is it flitting from corner to corner always out of our reach? […]
Crack-crack-crack! And the only answer is echoes from house to house. Only the whirlwind’s long laughter criss-crossing the snows.
Crack-crack-crack! Crack-crack-crack!
From street to street with sovereign stride, a hungry cur behind them… While bearing a blood-stained banner, blizzard-invisible, bullet-untouchable, tenderly treading through snow-swirls, hung with threads of snow-pearls, crowned with white haloes of roses – who, who else but Jesus Christ?
.
by Александр Александрович Блок (Alexander Alexandrovich Blok) (1918) translated by Robert Chandler
.
The poem recited in full by the actor Boris Khmelnitsky in 1977
The above translation covers only the twelfth stanza of the poem which is presented in full below in its original Cyrillic form.
Двенадцать
1 Черный вечер. Белый снег. Ветер, ветер! На ногах не стоит человек. Ветер, ветер — На всем Божьем свете!
Завивает ветер Белый снежок. Под снежком — ледок. Скользко, тяжко, Всякий ходок Скользит — ах, бедняжка!
От здания к зданию Протянут канат. На канате — плакат: «Вся власть Учредительному Собранию!» Старушка убивается — плачет, Никак не поймет, что значит, На что такой плакат, Такой огромный лоскут? Сколько бы вышло портянок для ребят, А всякий — раздет, разут…
Старушка, как курица, Кой-как перемотнулась через сугроб. — Ох, Матушка-Заступница! — Ох, большевики загонят в гроб!
Ветер хлесткий! Не отстает и мороз! И буржуй на перекрестке В воротник упрятал нос.
А это кто? — Длинные волосы И говорит вполголоса: — Предатели! — Погибла Россия! Должно быть, писатель — Вития…
А вон и долгополый — Сторонкой — за сугроб… Что нынче невеселый, Товарищ поп?
Помнишь, как бывало Брюхом шел вперед, И крестом сияло Брюхо на народ?
Вон барыня в каракуле К другой подвернулась: — Ужь мы плакали, плакали… Поскользнулась И — бац — растянулась!
Ай, ай! Тяни, подымай!
Ветер веселый И зол, и рад. Крутит подолы, Прохожих косит, Рвет, мнет и носит Большой плакат: «Вся власть Учредительному Собранию»… И слова доносит:
… И у нас было собрание… … Вот в этом здании… … Обсудили — Постановили: На время — десять, на ночь — двадцать пять… … И меньше — ни с кого не брать… … Пойдем спать…
Поздний вечер. Пустеет улица. Один бродяга Сутулится, Да свищет ветер…
Эй, бедняга! Подходи — Поцелуемся…
Хлеба! Что впереди? Проходи!
Черное, черное небо.
Злоба, грустная злоба Кипит в груди… Черная злоба, святая злоба…
Товарищ! Гляди В оба!
2 Гуляет ветер, порхает снег. Идут двенадцать человек.
Винтовок черные ремни, Кругом — огни, огни, огни…
В зубах — цыгарка, примят картуз, На спину б надо бубновый туз!
Свобода, свобода, Эх, эх, без креста!
Тра-та-та!
Холодно, товарищи, холодно!
— А Ванька с Катькой — в кабаке… — У ей керенки есть в чулке!
— Ванюшка сам теперь богат… — Был Ванька наш, а стал солдат!
Трах, тарарах-тах-тах-тах-тах! Вскрутился к небу снежный прах!..
Лихач — и с Ванькой — наутек… Еще разок! Взводи курок!..
Трах-тарарах! Ты будешь знать,
Как с девочкой чужой гулять!..
Утек, подлец! Ужо, постой, Расправлюсь завтра я с тобой!
А Катька где? — Мертва, мертва! Простреленная голова!
Что Катька, рада? — Ни гу-гу… Лежи ты, падаль, на снегу!
Революцьонный держите шаг! Неугомонный не дремлет враг!
7 И опять идут двенадцать, За плечами — ружьеца. Лишь у бедного убийцы Не видать совсем лица…
Все быстрее и быстрее Уторапливает шаг. Замотал платок на шее — Не оправиться никак…
— Что, товарищ, ты не весел? — Что, дружок, оторопел? — Что, Петруха, нос повесил, Или Катьку пожалел?
— Ох, товарищи, родные, Эту девку я любил… Ночки черные, хмельные С этой девкой проводил…
— Из-за удали бедовой В огневых ее очах, Из-за родинки пунцовой Возле правого плеча, Загубил я, бестолковый, Загубил я сгоряча… ах!
— Ишь, стервец, завел шарманку, Что ты, Петька, баба что ль? — Верно, душу наизнанку Вздумал вывернуть? Изволь! — Поддержи свою осанку! — Над собой держи контроль!
— Не такое нынче время, Чтобы няньчиться с тобой! Потяжеле будет бремя Нам, товарищ дорогой!
И Петруха замедляет Торопливые шаги…
Он головку вскидавает, Он опять повеселел…
Эх, Эх! Позабавиться не грех!
Запирайте етажи, Нынче будут грабежи!
Отмыкайте погреба — Гуляет нынче голытьба!
8 Ох ты, горе-горькое! Скука скучная, Смертная!
Ужь я времячко Проведу, проведу…
Ужь я темячко Почешу, почешу…
Ужь я семячки Полущу, полущу…
Ужь я ножичком Полосну, полосну!..
Ты лети, буржуй, воробышком! Выпью кровушку За зазнобушку, Чернобровушку…
Упокой, Господи, душу рабы Твоея…
Скучно!
9 Не слышно шуму городского, Над невской башней тишина, И больше нет городового — Гуляй, ребята, без вина!
Стоит буржуй на перекрестке И в воротник упрятал нос. А рядом жмется шерстью жесткой Поджавший хвост паршивый пес.
Стоит буржуй, как пес голодный, Стоит безмолвный, как вопрос. И старый мир, как пес безродный, Стоит за ним, поджавши хвост.
10 Разыгралась чтой-то вьюга, Ой, вьюга́, ой, вьюга́! Не видать совсем друг друга За четыре за шага!
Снег воронкой завился, Снег столбушкой поднялся…
— Ох, пурга какая, Спасе! — Петька! Эй, не завирайся! От чего тебя упас Золотой иконостас? Бессознательный ты, право, Рассуди, подумай здраво — Али руки не в крови Из-за Катькиной любви? — Шаг держи революцьонный! Близок враг неугомонный!
Вперед, вперед, вперед, Рабочий народ!
11 … И идут без имени святого Все двенадцать — вдаль. Ко всему готовы, Ничего не жаль…
Их винтовочки стальные На незримого врага… В переулочки глухие, Где одна пылит пурга… Да в сугробы пуховые — Не утянешь сапога…
В очи бьется Красный флаг.
Раздается Мерный шаг.
Вот — проснется Лютый враг…
И вьюга́ пылит им в очи Дни и ночи Напролет…
Вперед, вперед, Рабочий народ!
12 … Вдаль идут державным шагом… — Кто еще там? Выходи! Это — ветер с красным флагом Разыгрался впереди…
Впереди — сугроб холодный, — Кто в сугробе — выходи!.. Только нищий пес голодный Ковыляет позади…
— Отвяжись ты, шелудивый, Я штыком пощекочу! Старый мир, как пес паршивый, Провались — поколочу!
— Кто там машет красным флагом? — Приглядись-ка, эка тьма! — Кто там ходит беглым шагом, Хоронясь за все дома?
— Все равно, тебя добуду, Лучше сдайся мне живьем! — Эй, товарищ, будет худо, Выходи, стрелять начнем!
Трах-тах-тах! — И только эхо Откликается в домах… Только вьюга долгим смехом Заливается в снегах…
Трах-тах-тах! Трах-тах-тах…
… Так идут державным шагом — Позади — голодный пес, Впереди — с кровавым флагом, И за вьюгой невидим, И от пули невредим, Нежной поступью надвьюжной, Снежной россыпью жемчужной, В белом венчике из роз — Впереди — Исус Христос.
What a sturdy square block of a thing you are!
Such a fine, white, self-satisfied creature!
Sometimes you stand dumb as a boulder
or drop off into a cold sleep, or
Sometimes your metal belly rumbles, but there's
no point in working out your meaning.
Of all machines the fridge must be the
most good-natured; hog-fat and
roomy as a snow-drift, it
must be said to hold the purest heart.
Firmly under human domination
even the cold that creeps out from it
is only a small cold blast, too small
to threaten any freeze-up of our future.
If ever robots rise in revolution,
if ever they attack the human race,
at least you refrigerators won't be
amongst the ones to break the peace.
For you are the house-dog of machinery
a faithful and contented animal;
so give your door a docile wag for Man,
your living friend, and show him how you smile.
by Борис Абрамович Слуцкий
(Boris Abramovich Slutsky)
(19??)
translated by Elaine Feinstein
Forgotten, cold, my dust will fall asleep while you are entering your life's sweet May. One moment then, with magnanimity, read through these versesthat once came to me.
And with a maiden's keen and thoughtful heart you'll understand my words' wild ecstasy, and why it was I often left the world for trembling song, and you will follow me.
Through salutations springing from the grave the heart's eternal truth will be revealed. We two shall breathe a life outside of time; and we shall meet – here – as you read.
by Афанасий Афанасьевич Фет (Afanasy Afanasyevich Fet) a.k.a. Шеншин (Shenshin) (1883) translated by Robert Chandler
Beneath is the original Russian Cyrillic version:
Мой прах уснет забытый и холодный, А для тебя настанет жизни май; О, хоть на миг душою благородной Тогда стихам, звучавшим мне, внимай!
И вдумчивым и чутким сердцем девы Безумных снов волненья ты поймёшь И от чего в дрожащие напевы Я уходил - и ты за мной уйдёшь.
Приветами, встающими из гроба, Сердечных тайн бессмертье ты проверь. Вневременной повеем жизнью оба, И ты и я - мы встретимся - теперь!
Beneath is a recital of the Russian version of the poem set to music:
The poem Теперь (“Now”) by Afanasy Fet set to music by Андрея Завидея a.k.a. Andrei Zavidei
Additional information: [Теперь : verb: Now, Nowadays, Today]. I don’t know why Chandler chose to translate the title as ‘Here‘ save as a possible cultural equivilant for English speakers to understand a Russian nuance of the word Теперь implying ‘here, right now, in the present’. It’s also possible he wanted to ensure his translation would be distinctly titled, for ease of reference, from the work of others translating the same source material.
Rambling At The Bridge Head 
You must be logged in to post a comment.