In the mirror is steaming a cocoa cup,
A lace curtain sways, and along
The path to the chaos of garden and steppe
The mirror runs to the swing.
.
There swaying pines needle the air with resin;
There, fussily bending to look
For its glasses, the garden is combing the grass;
There Shade is reading a book.
.
And into the background, the darkness, beyond
The gate into grasslands sweet
With drugs, down the path, between snail-trails and twigs
The quartz shimmers white in the heat.
.
The soul can’t be mined, like a seam with saltpetre,
Or hacked out, like gems, with a pick.
The huge garden shakes in the hall, in the mirror –
But the glass does not break.
.
I cannot extinguish the light of my eyes
In this hypnotic domain,
As slugs in the garden will plug the eyes
Of statues after rain.
.
Water trickles the ear, and a siskin,
Chirping, hurdles the sticks.
You can stain their lips with bilberry juice,
You will not put an end to their tricks.
.
The garden raises its fist to the mirror;
The room and the garden shake.
It runs to the swing, and catches it, shakes it,
And still the glass does not break.
.
.
by Бори́с Леони́дович Пастерна́к
(Boris Leonidovich Pasternak)
from Сестра моя — жизнь (My Sister, Life)
(Summer 1917)
translated by Jon Stallworthy and Peter France
Beneath is the original Russian version of the poem in Cyrillic.
Зеркало
В трюмо испаряется чашка какао,
Качается тюль, и — прямой
Дорожкою в сад, в бурелом и хаос
К качелям бежит трюмо.
Там сосны враскачку воздух саднят
Смолой; там по маете
Очки по траве растерял палисадник,
Там книгу читает Тень.
И к заднему плану, во мрак, за калитку
В степь, в запах сонных лекарств
Струится дорожкой, в сучках и в улитках
Мерцающий жаркий кварц.
Огромный сад тормошится в зале
В трюмо — и не бьет стекла!
Казалось бы, всё коллодий залил,
С комода до шума в стволах.
Зеркальная всё б, казалось, нахлынь
Непотным льдом облила,
Чтоб сук не горчил и сирень не пахла, –
Гипноза залить не могла.
Несметный мир семенит в месмеризме,
И только ветру связать,
Что ломится в жизнь и ломается в призме,
И радо играть в слезах.
Души не взорвать, как селитрой залежь,
Не вырыть, как заступом клад.
Огромный сад тормошится в зале
В трюмо — и не бьет стекла.
И вот, в гипнотической этой отчизне
Ничем мне очей не задуть.
Так после дождя проползают слизни
Глазами статуй в саду.
Шуршит вода по ушам, и, чирикнув,
На цыпочках скачет чиж.
Ты можешь им выпачкать губы черникой,
Их шалостью не опоишь.
Огромный сад тормошится в зале,
Подносит к трюмо кулак,
Бежит на качели, ловит, салит,
Трясет — и не бьет стекла!
Rambling At The Bridge Head 