Чертовы качели (The Devil’s Swing) by Fyodor Sologub

Beneath a shaggy fir tree,
Above a noisy stream
The devil’s swing is swinging
Pushed by his hairy hand.

He swings the swing while laughing,
Swing high, swing low,
Swing high, swing low,
The board is bent and creaking,
Against a heavy branch.

The swaying board is rushing
With long and drawn-out creaks;
With hand on hip, the devil
Is laughing with a wheeze.

I clutch, I swoon, I’m swinging,
Swing high, swing low,
Swing high, swing low,
I’m clinging and I’m dangling,
And from the devil trying
To turn my languid gaze.

Above the dusky fir tree
The azure sky guffaws:
“You’re caught upon the swings, love,
The devil take you, swing!”

Beneath the shaggy fir tree
The screeching throng whirls around:
“You’re caught upon the swings, love,
The devil take you, swing!”

The devil will not slacken
The swift board’s pace, I know,
Until his hand unseats me
With a ferocious blow.

Until the jute, while twisting,
Is frayed through till it breaks,
Until my ground beneath me
Turns upward to my face.

I’ll fly above the fir tree
And fall flat on the ground.
So swing the swing, you devil,
Go higher, higher… oh!

.

by Фёдор Сологуб (Fyodor Sologub)
a.k.a. Фёдор Кузьмич Тетерников (Fyodor Kuzmich Teternikov)
(14 July 1907)
Translated by April FitzLyon

The poem recited by Ekatrina Sorokova

Beneath is the original Russian version of the poem in Cyrillic.

Чертовы качели

В тени косматой ели,
Над шумною рекой
Качает черт качели
Мохнатою рукой.

Качает и смеется,
Вперед, назад,
Вперед, назад,
Доска скрипит и гнется,
О сук тяжелый трется
Натянутый канат.

Снует с протяжным скрипом
Шатучая доска,
И черт хохочет с хрипом,
Хватаясь за бока.

Держусь, томлюсь, качаюсь,
Вперед, назад,
Вперед, назад,
Хватаюсь и мотаюсь,
И отвести стараюсь
От черта томный взгляд.

Над верхом темной ели
Хохочет голубой:
– Попался на качели,
Качайся, черт с тобой!-

В тени косматой ели
Визжат, кружась гурьбой:
– Попался на качели,
Качайся, черт с тобой!-

Я знаю, черт не бросит
Стремительной доски,
Пока меня не скосит
Грозящий взмах руки,

Пока не перетрется,
Крутяся, конопля,
Пока не подвернется
Ко мне моя земля.

Взлечу я выше ели,
И лбом о землю трах!
Качай же, черт, качели,
Все выше, выше… ах!

Зеркало (Mirror) by Boris Pasternak

In the mirror is steaming a cocoa cup,

A lace curtain sways, and along

The path to the chaos of garden and steppe

The mirror runs to the swing.

.

There swaying pines needle the air with resin;

There, fussily bending to look

For its glasses, the garden is combing the grass;

There Shade is reading a book.

.

And into the background, the darkness, beyond

The gate into grasslands sweet

With drugs, down the path, between snail-trails and twigs

The quartz shimmers white in the heat.

.

The soul can’t be mined, like a seam with saltpetre,

Or hacked out, like gems, with a pick.

The huge garden shakes in the hall, in the mirror –

But the glass does not break.

.

I cannot extinguish the light of my eyes

In this hypnotic domain,

As slugs in the garden will plug the eyes

Of statues after rain.

.

Water trickles the ear, and a siskin,

Chirping, hurdles the sticks.

You can stain their lips with bilberry juice,

You will not put an end to their tricks.

.

The garden raises its fist to the mirror;

The room and the garden shake.

It runs to the swing, and catches it, shakes it,

And still the glass does not break.

.

.

by Бори́с Леони́дович Пастерна́к

(Boris Leonidovich Pasternak)

from Сестра моя — жизнь (My Sister, Life)

(Summer 1917)

translated by Jon Stallworthy and Peter France

The poem recited, in it’s original Russian form, by E. Pasternak.

Beneath is the original Russian version of the poem in Cyrillic.

Зеркало

В трюмо испаряется чашка какао,
Качается тюль, и — прямой
Дорожкою в сад, в бурелом и хаос
К качелям бежит трюмо.

Там сосны враскачку воздух саднят
Смолой; там по маете
Очки по траве растерял палисадник,
Там книгу читает Тень.

И к заднему плану, во мрак, за калитку
В степь, в запах сонных лекарств
Струится дорожкой, в сучках и в улитках
Мерцающий жаркий кварц.

Огромный сад тормошится в зале
В трюмо — и не бьет стекла!
Казалось бы, всё коллодий залил,
С комода до шума в стволах.

Зеркальная всё б, казалось, нахлынь
Непотным льдом облила,
Чтоб сук не горчил и сирень не пахла, –
Гипноза залить не могла.

Несметный мир семенит в месмеризме,
И только ветру связать,
Что ломится в жизнь и ломается в призме,
И радо играть в слезах.

Души не взорвать, как селитрой залежь,
Не вырыть, как заступом клад.
Огромный сад тормошится в зале
В трюмо — и не бьет стекла.

И вот, в гипнотической этой отчизне
Ничем мне очей не задуть.
Так после дождя проползают слизни
Глазами статуй в саду.

Шуршит вода по ушам, и, чирикнув,
На цыпочках скачет чиж.
Ты можешь им выпачкать губы черникой,
Их шалостью не опоишь.

Огромный сад тормошится в зале,
Подносит к трюмо кулак,
Бежит на качели, ловит, салит,
Трясет — и не бьет стекла!

‘To read only children’s tales…’ by Osip Mandelstam

To read only children’s tales

and look through a child’s eye;

to rise from grief and wave

big things goodbye.

 

Life has tired me to death;

life has no more to offer.

But I love my poor earth

since I know no other.

 

I swung in a faraway garden

on a plain plank swing;

I remember tall dark firs

in a feverish blur.

 

by Осип Эмильевич Мандельштам (Osip Emilyevich Mandelshtam. His surname is commonly latinised as Mandelstam)

(1908)

translated by Robert Chandler