Верю (I Believe) by Varlam Shalamov

Off once more to the post:
will I find your letter?
My mind races all night
and daytime’s no better.

I believe, I believe in omens,
in dreams and spiders.
I have confidence in skis,
in slim boats on rivers.

I have faith in diesel engines,
in their roars and growls,
in the wings of carrier pigeons
in tall ships with white sails.

I place my trust in steamers
and in the strength of trains;
I have even dreamed of
the right weather for planes.

I believe in reindeer sledges,
in the worth of a compass
and a frost-stiffened map
when there is no path;

in teams of huskies,
in daredevil coachmen,
in tortoise indolence
and the snail’s composure.

I believe in the powers
of that wish-granting pike
in my thinning blood…
I believe in my own endurance;
and in your love.

.

by Варлам Тихонович Шаламов
Varlam Tikhonovich Shalamov)
(1952)
translated by Robert Chandler

Beneath is the original version in Cyrillic.

Верю

Сотый раз иду на почту
За твоим письмом.
Мне теперь не спится ночью,
Не живется днем.

Верю, верю всем приметам,
Снам и паукам.
Верю лыжам, верю летом
Узким челнокам.

Верю в рев автомобилей,
Бурных дизелей,
В голубей почтовых крылья,
В мачты кораблей.

Верю в трубы пароходов,
Верю в поезда.
Даже в летную погоду
Верю иногда.

Верю я в оленьи нарты,
В путевой компас
У заиндевевшей карты
В безысходный час.

В ямщиков лихих кибиток,
В ездовых собак…
Хладнокровию улиток,
Лени черепах…

Верю щучьему веленью,
Стынущей крови…
Верю своему терпенью
И твоей любви.

Additional information: The reference to a ‘wish-granting pike’ to the Russian folk tale ‘Yemelya the Fool‘ in which the lazy protagonist saves the life of a fish which grants his wishes.

Shalamov notes the poem was “…written in 1952 in Baragon, near Oymyakon airport and Tomtor post office. About this time I wrote another great poem ‘Tomtor’s Mail’ – a ‘paired’ poem for ‘The Hundredth Time’.”

Advertisement

Боярыня Морозова (Boyarynya Morozova) [Excerpt] by Varlam Shalamov

Not love, but rabid fury, has led
God's servant to the truth. Her pride
is justified - first high-born lady
to seek a convict's fate.

Gripping her Old Believer's cross
tight as a whip between her hands,
she thunders out her final curses;
the sleigh slips out of sight.

So this is how God's saints are born...
Her hate more ardent than her love,
she runs dry fingers through her dry,
already frost-chilled hair.

 
by Варлам Тихонович Шаламов (Varlam Tikhonovich Shalamov)
(1950)
translated by Robert Chandler

The poem refers to Feodosia Prokopiyevna Morozova (Russian: Феодо́сия Проко́пьевна Моро́зова) (21 May 1632 – 1 December 1675) was one of the best-known partisans of the Old Believer movement. She was perceived as a martyr after she was arrested and died in prison.

She became a household name after being discussed by important Russian writers and depicted by Vasily Surikov. She was also taken as a heroine by some radical groups, who saw her as a symbol of resistance to state power. The People’s Will revolutionary movement promoted her, and her virtues were praised by writers of the Soviet era such as Anna Akhmatova, Varlam Shalamov and Fazil Iskander, who “symbolically enlisted her in their own causes of resistance”.

Below is the full Russian version in Cyrillic.

 Боярыня Морозова

 Попрощаться с сонною Москвою
Женщина выходит на крыльцо.
Бердыши тюремного конвоя
Отражают хмурое лицо.

И широким знаменьем двуперстным
Осеняет шапки и платки.
Впереди – несчитанные версты,
И снега – светлы и глубоки.

Перед ней склоняются иконы,
Люди – перед силой прямоты
Неземной – земные бьют поклоны
И рисуют в воздухе кресты.

С той землей она не будет в мире,
Первая из русских героинь,
Знатная начетчица Псалтыри,
Сторож исторических руин.

Возвышаясь над толпой порабощенной,
Далеко и сказочно видна,
Непрощающей и непрощеной
Покидает торжище она.

Это – веку новому на диво
Показала крепость старина,
Чтобы верил даже юродивый
В то, за что умрет она.

Не любовь, а бешеная ярость
Водит к правде Божию рабу.
Ей гордиться – первой из боярынь
Встретить арестантскую судьбу.

Точно бич, раскольничье распятье
В разъяренных стиснуто руках,
И гремят последние проклятья
С удаляющегося возка.

Так вот и рождаются святые,
Ненавидя жарче, чем любя,
Ледяные волосы сухие
Пальцами сухими теребя.