Снег идет (Snow Is Falling) by Boris Pasternak

Snow is falling, snow is falling.
Reaching for the storm’s white stars,
Petals of geraniums stretch
Beyond the window bars.

Snow is falling, all is chaos,
Everything is in the air,
The angle of the crossroads,
The steps of the back stair.

Snow is falling, not like flakes
But as if the firmament
In a coat with many patches
Were making its descent.

As if, from the upper landing,
Looking like a lunatic,
Creeping, playing hide-and-seek,
The sky stole from the attic.

Because life does not wait,
Turn, and you find Christmas here.
And a moment after that
It’s suddenly New Year.

Snow is falling, thickly, thickly,
Keeping step, stride for stride,
No less quickly, nonchalantly,
Is that time, perhaps,
Passing in the street outside?

And perhaps year follows year
Like the snowflakes falling
Or the words that follow here?

Snow is falling, snow is falling,
Snow is falling, all is chaos:
The whitened ones who pass,
The angle of the crossroads,
The dazed plants by the glass.

By Бори́с Леони́дович Пастерна́к
(Boris Leonidovich Pasternak)
(1957)
from Когда разгуляется (When The Weather Clears)
translated by Jon Stallworthy and Peter France

Pasternak’s poem read by the actor Александр Феклистов (Aleksandr Vasilyevich Feklistov).

Снег идет

Снег идет, снег идет.
К белым звездочкам в буране
Тянутся цветы герани
За оконный переплет.

Снег идет, и всё в смятеньи,
Всё пускается в полет, –
Черной лестницы ступени,
Перекрестка поворот.

Снег идет, снег идет,
Словно падают не хлопья,
А в заплатанном салопе
Сходит наземь небосвод.

Словно с видом чудака,
С верхней лестничной площадки,
Крадучись, играя в прятки,
Сходит небо с чердака.

Потому что жизнь не ждет.
Не оглянешься — и святки.
Только промежуток краткий,
Смотришь, там и новый год.

Снег идет, густой-густой.
В ногу с ним, стопами теми,
В том же темпе, с ленью той
Или с той же быстротой,

Может быть, проходит время?
Может быть, за годом год
Следуют, как снег идет,
Или как слова в поэме?

Снег идет, снег идет,
Снег идет, и всё в смятеньи:
Убеленный пешеход,
Удивленные растенья,
Перекрестка поворот.

Август (August) by Boris Pasternak

As it promised without deception
the sun burst through early in the morning
with a slanting saffron strip
from the curtain to the divan.

It covered with a hot ochre
the neighbouring forest, the houses of the village,
my bed, the damp pillow
and the edge of the wall behind the book shelf.

I remembered why
the pillow was damp.
I dreamed that you came one after
the other through the forest to see me off.

You walked in a crowd, separately and in pairs,
suddenly somebody remembered that today
is the sixth of August Old Style,
the Transfiguration of the Lord.

Usually a light without a flame
comes out on that day from Mount Tabor,
and the autumn, clear as a sign,
rivets gazes to itself.

And you went through the thin, beggarly,
naked, trembling alder thicket
into the ginger-red cemetery copse
which glowed like a honey cake.

The imposing sky neighboured
the treetops that had fallen silent,
and the distance echoed and called with the long
drawn out voices of the cocks.

In the forest like a public land surveyor
death stood in the middle of the graveyard,
looking at my dead pale face
so as to dig a grave the right length.

Everyone physically sensed
a quiet voice close by.
It was my former prophetic voice
that resounded untouched by decay.

‘Farewell, azure of the Transfiguration,
and gold of the second Salvation.
Soften with a woman’s final caress
the bitterness of my fateful hour.

Farewell, years of hardship,
we will say farewell to the woman throwing
down a challenge to the abyss of humiliation!
I am your battlefield.

Farewell, spread out sweep of the wing,
free stubbornness of flight,
and the image of the world, presented in the word,
and creation, and miracle-working.’

By Бори́с Леони́дович Пастерна́к
(Boris Leonidovich Pasternak)
(1953)
from До́ктор Жива́го
(Doctor Zhivago)
translated by Richard McKane

Additional information: The poem is featured in the novel До́ктор Жива́го (Doctor Zhivago) as if written by it’s protagonist Yuri Zhivago.

The poem read by Александр Феклистов (Aleksandr Fleklistov).

Август

Как обещало, не обманывая,
Проникло солнце утром рано
Косою полосой шафрановою
От занавеси до дивана.

Оно покрыло жаркой охрою
Соседний лес, дома поселка,
Мою постель, подушку мокрую,
И край стены за книжной полкой.

Я вспомнил, по какому поводу
Слегка увлажнена подушка.
Мне снилось, что ко мне на проводы
Шли по лесу вы друг за дружкой.

Вы шли толпою, врозь и парами,
Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня
Шестое августа по старому,
Преображение Господне.

Обыкновенно свет без пламени
Исходит в этот день с Фавора,
И осень, ясная, как знаменье,
К себе приковывает взоры.

И вы прошли сквозь мелкий, нищенский,
Нагой, трепещущий ольшаник
В имбирно-красный лес кладбищенский,
Горевший, как печатный пряник.

С притихшими его вершинами
Соседствовало небо важно,
И голосами петушиными
Перекликалась даль протяжно.

В лесу казенной землемершею
Стояла смерть среди погоста,
Смотря в лицо мое умершее,
Чтоб вырыть яму мне по росту.

Был всеми ощутим физически
Спокойный голос чей-то рядом.
То прежний голос мой провидческий
Звучал, не тронутый распадом:

«Прощай, лазурь преображенская
И золото второго Спаса
Смягчи последней лаской женскою
Мне горечь рокового часа.

Прощайте, годы безвременщины,
Простимся, бездне унижений
Бросающая вызов женщина!
Я – поле твоего сражения.

Прощай, размах крыла расправленный,
Полета вольное упорство,
И образ мира, в слове явленный,
И творчество, и чудотворство».

1953 г.

A 1954 recording of Boris Pasternak himself reading the poem.

Весна (Spring) by Boris Pasternak

What hundreds of buds – gluey, blurry –
stuck on twigs like cigarette-butts!
April is kindled. The park sends out
a mood of maturity, woods shout back.

And the forest’s neck is tightly noosed
by feathered throats – a buffalo netted,
groaning the way a cathedral organ,
steel gladiator, groans in sonatas.

Poetry! Be a Greek sponge with suckers –
I’ll pull you down on the damp green
plank of a garden bench beneath
all this sticky foliage – grow

lush frills and enormous fringes,
drink clouds in, absorb ravines.
And, poetry, at night I’ll squeeze you out
to the health of thirsting paper.

.

by Бори́с Леони́дович Пастерна́к
(Boris Leonidovich Pasternak)
(1916)
from Over the Barriers
translated by Angela Livingstone

.

Additional information: Not to be confused with the other Spring poem by Pasternak from the collection Themes and Variations. This is an alternative translation to that of Jon Stallworthy and Peter France of the same poem. This translation only covers the first part of the poem but below is the full original version in Cyrillic.

.

Весна

1

Что почек, что клейких заплывших огарков
Налеплено к веткам! Затеплен
Апрель. Возмужалостью тянет из парка,
И реплики леса окрепли.

Лес стянут по горлу петлею пернатых
Гортаней, как буйвол арканом,
И стонет в сетях, как стенает в сонатах
Стальной гладиатор органа.

Поэзия! Греческой губкой в присосках
Будь ты, и меж зелени клейкой
Тебя б положил я на мокрую доску
Зеленой садовой скамейки.

Расти себе пышные брыжжи и фижмы,
Вбирай облака и овраги,
А ночью, поэзия, я тебя выжму
Во здравие жадной бумаги.

2

Весна! Не отлучайтесь
Сегодня в город. Стаями
По городу, как чайки,
Льды раскричались, таючи.

Земля, земля волнуется,
И катятся, как волны,
Чернеющие улицы,-
Им, ветреницам, холодно.

По ним плывут, как спички,
Сгорая и захлебываясь,
Сады и электрички,-
Им, ветреницам, холодно.

От кружки плывут, как спички,
Сгорая и захлебываясь,
Сады и электрички,-
Им, ветреницам, холодно.

От кружки синевы со льдом,
От пены буревестников
Вам дурно станет. Впрочем, дом
Кругом затоплен песнью.

И бросьте размышлять о тех,
Кто выехал рыбачить.
По городу гуляет грех
И ходят слезы падших.

3

Разве только грязь видна вам,
А не скачет таль в глазах?
Не играет по канавам –
Словно в яблоках рысак?

Разве только птицы цедят,
В синем небе щебеча,
Ледяной лимон обеден
Сквозь соломину луча?

Оглянись, и ты увидишь
До зари, весь день, везде,
С головой Москва, как Китеж,-
В светло-голубой воде.

Отчего прозрачны крыши
И хрустальны колера?
Как камыш, кирпич колыша,
Дни несутся в вечера.

Город, как болото, топок,
Струпья снега на счету,
И февраль горит, как хлопок,
Захлебнувшийся в спирту.

Белым пламенем измучив
Зоркость чердаков, в косом
Переплете птиц и сучьев –
Воздух гол и невесом.

В эти дни теряешь имя,
Толпы лиц сшибают с ног.
Знай, твоя подруга с ними,
Но и ты не одинок.

Сосны (Pine Trees) by Boris Pasternak

In grass, among wild balsam,
Dog-dasies and lilies, we lie,
Our arms thrown back behind us,
Our faces turned to the sky.

The grass in the pine-wood ride
Is impenetrably thick.
We look at each other and shift
A shoulder-blade or a cheek.

And there, for a time immortal,
We are numbered among the trees
And liberated from aches,
Disease, and the last disease.

With deliberate monotony,
Like blue oil from green eaves,
The sky pours down on the ground,
Dappling and staining our sleeves.

We share the repose of the pines
To the ant’s accompaniment,
Inhaling the soporific
Incense-and-lemon scent.

So fiercely the fiery trunks
Leap up against the blue,
And under our resting heads
So long our hands rest too,

So broad our field of vision,
So docile all things on all sides,
That somewhere beyond the trunks
I imagine the surge of tides.

There waves are higher than branches,
And collapsing against the shore
They hurl down a hail of shrimps
From the ocean’s turbulent floor.

And at evening, the sunset floats
On corks behind a trawler
And, shimmering with fish oil
And amber mist, grows smaller.

Twilight descends and slowly
The moon hides all trace of day
Beneath the black magic of water,
Beneath the white magic of spray.

And waves grow louder and higher
And the crowd at the floating café
Surrounds the pillar whose poster
Is a blur from far away.

.

by Бори́с Леони́дович Пастерна́к

(Boris Leonidovich Pasternak)

from On Early Trains

(1941)

translated by Jon Stallworthy and Peter France

A recital of the poem in Russian. Read by E. Pasternak

Beneath is the original Russian version of the poem written in Cyrillic.

Сосны

В траве, меж диких бальзаминов,
Ромашек и лесных купав,
Лежим мы, руки запрокинув
И к небу головы задрав.

Трава на просеке сосновой
Непроходима и густа.
Мы переглянемся и снова
Меняем позы и места.

И вот, бессмертные на время,
Мы к лику сосен причтены
И от болезней, эпидемий
И смерти освобождены.

С намеренным однообразьем,
Как мазь, густая синева
Ложится зайчиками наземь
И пачкает нам рукава.

Мы делим отдых краснолесья,
Под копошенье мураша
Сосновою снотворной смесью
Лимона с ладаном дыша.

И так неистовы на синем
Разбеги огненных стволов,
И мы так долго рук не вынем
Из-под заломленных голов,

И столько широты во взоре,
И так покорны все извне,
Что где-то за стволами море
Мерещится все время мне.

Там волны выше этих веток
И, сваливаясь с валуна,
Обрушивают град креветок
Со взбаламученного дна.

А вечерами за буксиром
На пробках тянется заря
И отливает рыбьим жиром
И мглистой дымкой янтаря.

Смеркается, и постепенно
Луна хоронит все следы
Под белой магией пены
И черной магией воды.

А волны все шумней и выше,
И публика на поплавке
Толпится у столба с афишей,
Неразличимой вдалеке.

Зимняя ночь (Winter Night) by Boris Pasternak

Snow, snow, all the world over,

Snow to the world’s end swirling,

A candle was burning on the table,

A candle burning.

.

As midges swarming in summer

Fly to the candle flame,

The snowflakes swarming outside

Flew at the window frame.

.

The blizzard etched on the window

Frosty patterning.

A candle was burning on the table,

A candle burning.

.

The lighted ceiling carried

A shadow frieze:

Entwining hands, entwining feet,

Entwining destinies.

.

And two little shoes dropped,

Thud, from the mattress.

And candle wax like tears dropped

On an empty dress.

.

And all was lost in a tunnel

Of grey snow churning.

A candle was burning on the table,

A candle burning.

.

And when a draught flattened the flame,

Temptation blazed

And like a fiery angel raised

Two cross-shaped wings.

.

All February the snow fell

And sometimes till morning

A candle was burning on the table,

A candle burning.

.

.

By Бори́с Леони́дович Пастерна́к

(Boris Leonidovich Pasternak)

(Poem from Dr Zhivago)

(1948)

translated by Jon Stallworthy and Peter France

A recital of Pasternak’s poem set to music by Boris Vetrov and accompanied by photos of sculptural works by Auguste Rodin. The recital begins at 1:30.

Beneath is the original Cyrillic version of the poem.

Зимняя ночь

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.

И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.