When the morning was waking over the war He put on his clothes and stepped out and he died, The locks yawned loose and a blast blew them wide, He dropped where he loved on the burst pavement stone And the funeral grains of the slaughtered floor. Tell his street on its back he stopped a sun And the craters of his eyes grew springshoots and fire When all the keys shot from the locks, and rang. Dig no more for the chains of his grey-haired heart. The heavenly ambulance drawn by a wound Assembling waits for the spade’s ring on the cage. O keep his bones away from the common cart, The morning is flying on the wings of his age And a hundred storks perch on the sun’s right hand.
By Dylan Thomas (July 1941)
A recording of Dylan Thomas reciting his poem.
Additional information: I have seen online a number of sources have ‘springshots’ instead of ‘springshoots’. The book I reference, and the above clip where you can hear the poet himself reciting the poem, confirms it is ‘springshoot’ . I can only imagine those sources copied each other or there is some alternate ‘American English’ version I am unfamiliar with.
Characteristically, the sonnet refuses to let the natural triumph of the centenarian’s death be obscured by piety, officialese or propaganda. Instead, it records the events with a quiet irony – that such an old man should need to be killed by a bomb. The flat title was an actual headline in a newspaper. With an even crueller irony. Thomas considered, as a title for the second part of ‘Ceremony After a Fire Raid’ known as ‘Among Those Burned to Death was a Child Aged a Few Hours’.
Beneath a shaggy fir tree, Above a noisy stream The devil’s swing is swinging Pushed by his hairy hand.
He swings the swing while laughing, Swing high, swing low, Swing high, swing low, The board is bent and creaking, Against a heavy branch.
The swaying board is rushing With long and drawn-out creaks; With hand on hip, the devil Is laughing with a wheeze.
I clutch, I swoon, I’m swinging, Swing high, swing low, Swing high, swing low, I’m clinging and I’m dangling, And from the devil trying To turn my languid gaze.
Above the dusky fir tree The azure sky guffaws: “You’re caught upon the swings, love, The devil take you, swing!”
Beneath the shaggy fir tree The screeching throng whirls around: “You’re caught upon the swings, love, The devil take you, swing!”
The devil will not slacken The swift board’s pace, I know, Until his hand unseats me With a ferocious blow.
Until the jute, while twisting, Is frayed through till it breaks, Until my ground beneath me Turns upward to my face.
I’ll fly above the fir tree And fall flat on the ground. So swing the swing, you devil, Go higher, higher… oh!
.
by Фёдор Сологуб (Fyodor Sologub) a.k.a. Фёдор Кузьмич Тетерников (Fyodor Kuzmich Teternikov) (14 July 1907) Translated by April FitzLyon
The poem recited by Ekatrina Sorokova
Beneath is the original Russian version of the poem in Cyrillic.
Чертовы качели
В тени косматой ели, Над шумною рекой Качает черт качели Мохнатою рукой.
Качает и смеется, Вперед, назад, Вперед, назад, Доска скрипит и гнется, О сук тяжелый трется Натянутый канат.
Снует с протяжным скрипом Шатучая доска, И черт хохочет с хрипом, Хватаясь за бока.
Держусь, томлюсь, качаюсь, Вперед, назад, Вперед, назад, Хватаюсь и мотаюсь, И отвести стараюсь От черта томный взгляд.
Над верхом темной ели Хохочет голубой: – Попался на качели, Качайся, черт с тобой!-
В тени косматой ели Визжат, кружась гурьбой: – Попался на качели, Качайся, черт с тобой!-
Я знаю, черт не бросит Стремительной доски, Пока меня не скосит Грозящий взмах руки,
Пока не перетрется, Крутяся, конопля, Пока не подвернется Ко мне моя земля.
Взлечу я выше ели, И лбом о землю трах! Качай же, черт, качели, Все выше, выше… ах!
A phantom roams through the house. There are footsteps in upstairs rooms. All day, shades flit through the attic. Through the house a goblin roams.
He loafs about, gets in the way, He interferes and causes trouble, Creeps up to the bed in a dressing gown, And pulls the cloth off the table.
He does not wipe his feet at the door, But whirls in with the draft, unseen, And hurls the curtain to the ceiling Like a prima ballerina.
Who can this irritating oaf, This ghost, this phantom be? Of course, it is our summer guest, Our visitor on the spree.
For all his little holiday We let him have the whole house. July with his tempestuous air Has rented rooms from us.
July, who brings in thistledown And burs that cling to his clothes; July, who treats all windows as doors, And sprinkles his talk with oaths.
Untidy urchin of the steppe, Smelling of lime-trees, grass and rye, Beet-tops, and fragrant fennel, Meadowsweet breath of July.
by Бори́с Леони́дович Пастерна́к (Boris Leonidovich Pasternak) (1956) from Когда разгуляется (When The Weather Clears) translated by Jon Stallworthy and Peter France
Pasternak’s poem ‘July’ recited in it’s original Russian form by Irina Saglay
Beneath is the original Russian Cyrillic version of the poem.
По дому бродит привиденье. Весь день шаги над головой. На чердаке мелькают тени. По дому бродит домовой.
Везде болтается некстати, Мешается во все дела, В халате крадется к кровати, Срывает скатерть со стола.
Ног у порога не обтерши, Вбегает в вихре сквозняка И с занавеской, как с танцоршей, Взвивается до потолка.
Кто этот баловник-невежа И этот призрак и двойник? Да это наш жилец приезжий, Наш летний дачник-отпускник.
На весь его недолгий роздых Мы целый дом ему сдаем. Июль с грозой, июльский воздух Снял комнаты у нас внаем.
Июль, таскающий в одёже Пух одуванчиков, лопух, Июль, домой сквозь окна вхожий, Всё громко говорящий вслух.
Степной нечесаный растрепа, Пропахший липой и травой, Ботвой и запахом укропа, Июльский воздух луговой.
Fun facts: The Summer Garden (Летний сад) occupies an island between the Fontanka, Moika, and the Swan Canal in Saint Petersburg (a.k.a. Leningrad), Russia and shares its name with the adjacent Summer Palace of Peter the Great.
Akhmatova recites her poem:
The text in the original Russian Cyrillic:
Летний сад
Я к розам хочу, в тот единственный сад,
Где лучшая в мире стоит из оград,
Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой.
В душистой тиши между царственных лип
Мне мачт корабельных мерещится скрип.
И лебедь, как прежде, плывет сквозь века,
Любуясь красой своего двойника.
И замертво спят сотни тысяч шагов
Врагов и друзей, друзей и врагов.
А шествию теней не видно конца
От вазы гранитной до двери дворца.
Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви.
И все перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт.
Rambling At The Bridge Head 
You must be logged in to post a comment.